Поймала золовка, когда та измеряла мои вещи без спроса
Štěpáne, прошу, без ночёвок. У нас не гостиница, а у твоей сестры свой dům, хоть и в соседнем městě Лена нервно протирала бокалы, позволяя свету танцевать на их поверхности. Капли воды раздражали её так же, как и предстоящий визит родственников мужа.
Лен, чего ты начала? Štěpán устало потер переносицу, не отрываясь от ноутбука. Дěda с мамой едут проездом, у мамы запись к кардиologu, а Drahomíра просто за компанию. Ну и не бросать их ночью, пока они возвращаются электричкой.
Проездом, конечно. В прошлый раз они «проездом» пробыли неделю, пока Drahomíra искала зимние сапоги по celé Praze, потому что у нас, как говорится, выбор лучше. А я их кормила, поила, развлекала, пока ты был на работе.
Обещаю, в этот раз всё иначе. Один вечер, ужин, сон, завтрак и они уедут. Будь снисходительнее, это же семья.
Лена только вздохнула. Слово «семья» в лексиконе Štěpána было святым, как индульгенция, прощающая любые грехи. А грехи за его младшую сестру Drahomíру и мать Jarmilu водились немало. Они не были преступницами, просто… бесцеремонными. Той самой простотой, которая, как известно, хуже воровства.
Лена возглавляла отдел в крупной logistické společnosti. Хорошо зарабатывала, любила порядок и качественные вещи. Её гардероб был гордостью и, пожалуй, единственной слабостью. Шёлк, кашемир, дизайнерские сумки она собирала их годами, ухаживая, как садовник за редкими orchideemi. Этот гардероб стал для золовки Drahomíры красной тряпкой на быка.
Звонок в дверь прозвучал ровно в шесть вечера. На пороге стояли Jarmila s pytlem domácích koláčů (жирных, жареных в масле, от которых у Лены начиналась изжога) и Drahomíra. Золовка оценила Лену взглядом от головы до пят.
Ой, Ленко, привет! Drahomíра ворвалась, не разувшись, и поцеловала Лёну в щеку. А ты как так нарядна? Новое платье? Дорогое, наверно?
Привет, Drahomíro. Обычное домашнее šaty. Проходите, Лена пыталась улыбнуться, хотя ощупывающее ткань глаза Drahomíры было физически неприятно.
Ну ничего себе «обычное», хмыкнула золовка, стягивая куртку. Натуральный хлопок с вышивкой. У нас такие ползарплаты стоят. Štěpán тебя балует.
Я сама работаю, Drahomíro, напомнила Лена, вешая её куртку в шкаф.
Да ладно, работаешь. Муж тоже не копейки получает. Jarmilo, дай пакет, я в кухню отнесу.
Вечер разворачивался по классическому сценарию. Jarmila сразу начала инспектировать kuchyni, переставляя специи «как удобнее», а Štěpán, счастливый от воссоединения с rodinou, разливал чай и слушал бесконечные рассказы матери о sousedech, tlaku и ценах на гречку.
Лена выдерживала. Она кивала, подавала еду и мысленно отсчитывала часы до их отъезда. Напряжение поднялось, когда разговор зашёл о предстоящем jubileu tety Ziny.
Ой, девчонки, даже не знаю, в чём ехать, пожаловалась Drahomíra, откусывая кусок dortu. Я так поправилась за zimu, ни в одно šaty не влезаю. А там ресторан, все такие fialové. Не хочу позориться.
Она взглянула на Лену. Лена сделала глоток čaje и молчала. Она знала этот взгляд: «Дай поносить».
Лен, не выдержала паузы Drahomíra. У тебя же столько шмоток. Может, одолжишь чтонибудь на выходные? Мы вроде одной комплекции… почти. У тебя висело синее, с блестками, помнишь?
Drahomíro, мы разной комплекции, твердо ответила Лена. У меня 44 размер, у тебя 48. И я не отдаю свои вещи. Это мой princip.
Ну вот, началось, Drahomíra закатила глаза. Princip! Жаль, так и скажи. Родной сестре мужа тряпку пожалела. Оно у тебя висит, пылится, а мне один раз надеть. Я бы в chemickou čistírnu сдала потом!
Drahomíro, зачем тебе чужое? мягко попытался вмешаться Štěpán, видя, как у жены белеют костяшки пальцев. Купим тебе новое, я переведу немного peněz.
Да что купитьто?! возмущалась Jarmila. Зачем деньги тратить, если в шкафу добра навалом? Лен, ну правда, ты как куркуль? У тебя этих платьев солить можно. От тебя не убудет, а девочке радость. Мы же свои, не чужие.
Jarmilo, тема закрыта, отрезала Ленa. Голос её звучал чуть резче, чем следовало, но терпение было на исходе. Мои вещи мои вещи. Я не беру чужое и не отдаю своё. Пожалуйста, сменим тему.
Остаток ужина прошёл в натянутом молчании. Свекровь обиженно сжимала губы, Drahomíra демонстративно не смотрела в сторону Лены, ковыряя вилкой салат. Štěpán бегал глазами между женщинами, но спорить уже не решался.
Утром Лена ушла на работу рано. Гости ещё спали. Štěpán взял отгул, чтобы возить маму к врачам, так что дом остался без него.
Я вернусь около sedmé, сказала Лена мужу, обуваясь в прихожей. Пожалуйста, проследи, чтобы они ничего не переставляли и не хозяйничали в нашей спальне. Я этого не люблю.
Лен, ты же параноик, улыбнулся Štěpán, целуя её в щеку. Кому нужна твоя спальня? Они позавтракают, мы в kliniku, потом погуляем и сразу на vlak. Ты придёшь никого уже не будет.
Лена ушла, но червячок тревоги грыз её весь день. Она знала Drahomíru. Отказ вечером был воспринят не как окончательное «нет», а как вызов.
Рабочий день тянулся бесконечно. Около třetí hodiny дня у Лены началась migrení, перед глазами всплыли радужные kruhy. Таблетки не помогали.
Lenko, jste bledá jako plátno, заметила её заместительka. Jděte domů, мы сами справимся. Отчет я доделаю.
Лена не стала спорить. Ей действительно нужно было отлежаться в тишине и темноте. Она вызвала такси.
Подъезжая к дому, она посмотрела на okna své bytu na třetím patře. Světlo горело во всех комнатах, хотя на улице был яркий slunečný den. «Странно, подумала она. Štěpán сказал, что они будут гулять до večera».
Она тихо открыла дверь своим ключом. В квартире пахло чемто sladkým, приторным дешёвыми parfémami Drahomíры, смешанными с запахом лаку na vlasy. Из глубины доносилась hudba и громкий smích.
Лена сняла boty и бесшумно прошла по koridoru. Смех доносился из её спальни. Дверь была приоткрыта.
Mam, ну скажи, otékat? голос Drahomíры звучал восторженно. Как на меня šily! И цвет мой, и фасон. А эта žába говорила «rozměr не тот». Врушка! Всё застегнулось!
Oй, дочко, krása! отвечала Jarmila. Прямо королева! Тканьто какая, сразу видно Itálie. Не как čínský šrot.
Лена подошла к двери и толкнула её. То, что предстало перед ней, напоминало scénu levné telenovely, но смеха уже не было.
Посреди её спальни, перед velkým zrcadlem šatní skříně, крутилась Drahomíra в том самом večerním šatu из tmavěemeraldového шелка, который Ленa купила в Miláně dva roky назад за безумные peníze и надевала только один раз na vánoční firemní večírek.
Платье буквально разрывалось по švům. Drahomíra втиснула своё пышное tělo в изящный шелк, рассчитанный на úzkou талию. Молния на спине оторвалась посередине, обнажив бельё; ткань на бедрах натянулась так, будто вотвот лопнет со шёпотом.
Но это было лишь началом. На ногах у Drahomíры были её любимые лённиботинки béžové loafers, которые, видимо, она натянула, поджав пальцы, потому что пятки свисали. А на кровати На идеально застеленной posteli лежали другие вещи: кашемировый svetr, dvě blůzky, šátky, krabice s šperky. Jarmila сидела в кресле, держала в руках Leninu tašku и осматривала её содержимое.
Co se tu děje? голос Leny прозвучал тихо, но в наступившей тишине звучал как гром.
Drahomíra взвизгнула и дернулась. От резкого движения раздался характерный звук разрывающейся ткани.
Oй Drahomíra замерла, глядя на Лену в отражении зеркала испуганными глазами.
Jarmila выронила rtěnku, которая покатилась по dřevěné podlaze.
Lenko? А ты почему так рано? Štěpán сказал, ты до sedmé начала была свекровь, пытаясь звучать легкомысленно, но всё шло не так.
Lena медленно вошла в комнату. Ярость, холодная и рассудительная, вытеснила мигрень.
Снимай, сказала она, глядя прямо в глаза золовке.
Len, ты не так поняла, я просто примерить Мы же не собирались забирать, просто посмотреть, как сидит тараторила Drahomíra, пытаясь закрыть разошедшуюся молнию. Štěpánek разрешил!
Врёшь, отрезала Lena. Štěpán знает, что вход в эту комнату для вас закрыт. Снимай платье. Сейчас же.
Не могу! закричала Drahomíra, в её голосе прозвучали истеричные нотки. Застряла!
Что значит «застряла»?
Молния! Она застряла! Я пыталась застегнуть, она шла туго, а теперь ни туда, ни сюда!
Lena подошла ближе. От Drahomíры пахло potem и теми самыми парфюмами. Нежный шелк подмышек уже потемнел от влаги. На боку, где проходил шов, зияла дыра нити не выдержали давления.
Ты порвала платье стоимостью полtřicet tisíc korun, констатировала Lena. Понимаешь?
Да какие koruny! вмешалась Jarmila, вставая с кресла. Подумаешь, шовчик разошёлся! Можно зашить! Что ты траур устраиваешь? Мы же свои! Девочке просто захотелось почувствовать себя krásně. У тебя столько всего, а у её мужа копейки считает!
Jarmilo, положите сумку на место и выйдите, не поворачиваясь к ней, сказала Lena. Иначе я вызову policii и оформлю это как кражу со взломом.
Ты маму мужа пугаешь полицией?! свекровь побагровела. Как ты так говоришь! Мы в гостях!
Вы не в гостях. Гости так себя не ведут. Вы воры, которые вломились в чужое пространство. Вон отсюда!
Jarmila, бормоча проклятия, выскочила в коридор. Lena осталась одна с Drahomíрой, которая стояла, втянув голову в плечи, и шмыгала носом.
Повернись, приказала Lena.
Она осмотрела молнию. Застёжка прочно вцепилась в подкладку. Drahomíra действительно застряла. Но хуже было то, что ткань вдоль молнии была безнадёжно испорчена вырвана «с мясом». Платье было уничтожено.
Мне придётся его разрезать, спокойно сказала Lena.
Что?! Нет! Ты с ума сошла? Я же в нём! Drahomíra попыталась оттолкнуться, но её слишком малые туфли не давали устойчивости, она пошатнулась и чуть не упала.
Либо я режу платье, чтобы тебя освободить, либо ты идёшь так домой. Выбирай. Молнию я не разрежу, ты её сломала.
В этот момент хлопнула входная дверь.
Děvčata, jsem doma! Mam, kde jste? Koupil jsem dort! голос Štěpана звучал бодро. Он явно не подозревал, что попал в эпицентр урагана.
Он вошёл в спальню, улыбаясь, с коробкой dortu в руках, и замер. Улыбка медленно скользнула с его лица.
Co tu Drahomíro? Proč jsi v Leníném šatu?
Štěpáne! вскрикнула Drahomíra, бросаясь к брату (насколько позволяли узкая юбка и тесные туфли). Она меня убить хочет! Она ножницами угрожает! Я просто примерила, а она орёт, полицию вызывает! Скажи ей!
Štěpán растерянно посмотрел на жену. Lena стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на этот цирк с выражением абсолютного презрения.
Štěpáne, твоя сестра без спроса надела моё коллекционное платье, порвала его, сломала молнию и испортила туфли, растянув их своими ногами. Твоя мама рылась в моLena se pomalu otočila k Štěpánovi, zavřela oči a v tichém šepotu snu si představila, že všechny zbytky minulosti se rozpustí v nekonečném oceánu klidu.
